гл.1 Тшува естественная, религиозная, разумная

Орот а тшува
Глава первая
Тшува естественная, религиозная, разумная

(Источник на иврите ниже)

Мы различаем три типа тшувы:

  1. Тшува естественная.
  2. Тшува религиозная.
  3. Тшува разумная.

Естественная тшува существует в двух разновидностях: тшува естественная телесная, и тшува естественная душевная.

Телесная охватывает все прегрешения против законов природы, ( а также против законов) морали и Торы, связанных с законами природы; ведь всякое дурное поведение приводит в конце к болезням  и мучениям, как отдельного человека, так и общества в целом.

И когда, по выяснении, становится очевидно, что сам человек, с его дурным поведением, виновен в том оскудении жизни, что постигло его, тогда он обращает свое сердце к тому, чтобы исправить положение. Вернуться к  законам жизни, следовать законам природы, морали и Торы, — ради того, чтобы обновилась его жизнь, чтоб вернулась к нему во всей своей свежести.

Читать далее

гл.2 Тшува внезапная и Тшува постепенная

Орот а тшува
Глава вторая
Тшува внезапная и Тшува постепенная

(Источник на иврите ниже)

Относительно протяженности во времени, Тшува делится на две разновидности: тшува внезапная и тшува постепенная.

Внезапная происходит от некоей духовной вспышки, пронзающей душу. В одно мгновение человек осознает все зло и уродство греха — и преображается, и уже чувствует в себе свершившееся обращение к добру. Тшува эта приходит, благодаря проявлению внутренней сокровенной сути, благодаря сильнейшему влиянию высшей души; так что стоит искать ее пути в глубинах сокрытого.

И есть Тшува постепенная. Не сверкала молния в сознании, обращая к добру из бездны зла; однако чувствует он, что должен постоянно улучшать свои пути и образ жизни, свое желание и мировоззрение; и, следуя такой дорогой, мало-помалу овладевает он путями прямоты,  исправляет свои качества, улучшает поступки, обучает сам себя совершенствоваться все больше и больше, пока не достигнет высочайшего уровня чистоты и исправления.

Высшая Тшува приходит из проблеска Всеобщего Добра, Божественного блага, пребывающего во всех мирах; из Света, дарующего жизнь мирам.

Душа всего сущего открывается  нам в своем величии и святости, насколько сердце способно впитать. Ведь на самом деле, все настолько хорошо и справедливо; а честность и добро, которые в нас, разве не происходят от нашего соответствия Целому?

Возможно ли быть отделенным от целого, несуразной частицей, неприкаянной, как мельчайшая пыль, которая вовсе не имеет ценности?! И из этого осознания, — поистине, великого осознания,-приходит Тшува в жизнь частную и общую.

פרק ב.

 תְּשׁוּבָה פִּתְאוֹמִית וּתְשׁוּבָה הַדְרָגִית

לְגַבֵּי מֶשֶׁךְ זְמַנָּהּ, הַתְּשׁוּבָה מִתְחַלֶּקֶת לִשְׁנֵי חֲלָקִים: תְּשׁוּבָה פִּתְאוֹמִית, וּתְשׁוּבָה הַדְרָגִית.

הַפִּתְאוֹמִית בָּאָה מִתּוֹךְ אֵיזֶה בָּרָק רוּחָנִי הַנִּכְנָס בַּנְּשָׁמָה,בְּפַעַם אַחַת מַכִּיר הוּא אֶת הָרַע וְאֶת  הַכִּעוּר שֶׁל הַחֵטְא וְנֶהְפָּךְ לְאִישׁ אַחֵר, וּכְבָר מַרְגִּישׁ הוּא בְּקִרבּוֹ הִשְׁתַּנּוּת גְּמוּרָה לְטוֹבָה. 

תְּשׁוּבָה זוֹ בָּאָה עַל יְדֵי אֵיזוֹ הוֹפָעָה שֶׁל סְגֻלָּה פְּנִימִית, עַל יְדֵי אֵיזוֹ הַשְׁפָּעָה נִשְׁמָתִית גְּדוֹלָה, שֶׁרָאוּי לְחַפֵּשׂ אֶת נְתִיבוֹתֶיהָ בְּעִמְקֵי תַּעֲלוּמָה.

וְיֶשְׁנָהּ תְּשׁוּבָה הַדְרָגִית. לֹא בְּרִיקָה הִבְרִיקָה בְּקִרְבּוֹ לְהִתְהַפֵּךְ מִן הָעֹמֶק שֶׁל הָרַע אֶל הַטּוֹב, אֶלָּא מַרְגִּישׁ הוּא שֶׁצָּרִיךְ לִהְיוֹת הוֹלֵךְ וּמֵטִיב דְּרָכָיו וְאָרְחוֹת חַיָּיו, רְצוֹנוֹ, הֲלָךְ־מַחְשְׁבוֹתָיו, וּבְמַהֲלָכוֹ זֶה הוֹלֵךְ הוּא וְכוֹבֵשׁ לְאַט לְאַט אֶת דַּרְכֵי הַיֹּשֶׁר, מְתַקֵּן אֶת הַמִּדּוֹת, מֵטִיב אֶת הַמַּעֲשִׂים, מְלַמֵּד אֶת עַצְמוֹ אֵיךְ לְהִתְכַּשֵׁר יוֹתֵר וְיוֹתֵר, עַד שֶׁהוּא בָּא לְמַעֲלָה רָמָה שֶׁל זִכּוּךְ וְתִקּוּן.

הַתְּשוּבָה הָעֶלְיוֹנָה בָּאָה מֵהַבְרָקָה שֶל הַטּוֹב הַכְּלָלִי, שֶׁל הַטּוֹב הָאֱלֹהִי הַשּׁוֹרֶה בָּעוֹלָמוֹת כֻּלָּם, אוֹר חֵי הָעוֹלָמִים. נִשְׁמַת־כֹּל הָאֲצִילִית מִצְטַיֶּרֶת לְפָנֵינוּ בְּהוֹדָהּ וּקְדֻשָּׁתָהּ, כַּמָּה שֶׁהַלֵּב יָכוֹל לִסְפֹּג.וַהֲלֹא בֶּאֱמֶת הַכֹּל הוּא טוֹב וְיָשָׁר כָּל כָּךְ, וְהַיֹּשֶׁר וְהַטּוֹב שֶׁבָּנוּ הֲלֹא הוּא בָּא מֵהַתְאָמָתֵנוּ אֶל הַכֹּל,, וְאֵיךְ אֶפְשָׁר לִהְיוֹת קָרוּעַ מִן הַכֹּל, פֵּרוּר מְשֻׁנֶּה, מֻפְרָד כְּאָבָק דַּק שֶׁכְּלֹא נֶחְשָׁב.וּמִתּוֹךְ  הַכָּרָה זוֹ, שֶׁהִיא הַכָּרָה אֱלֹהִית בֶּאֱמֶת, בָּאָה תְּשׁוּבָה בְּחַיֵּי הַפְּרָט וּבְחַיֵּי הַכְּלָל.

гл.3 Тшува конкретно-уточненная и тшува неопределенно-обобщенная.

Орот а тшува
Глава третья
Тшува конкретно — уточненная и тшува неопределенно-обобщенная

(Источник на иврите ниже)

Есть тшува, направленная против конкретного греха, или многих грехов.

Человек помещает свой проступок в центр внимания и раскаивается в нем, сожалея, что попался в ловушку греха; и душа его, карабкаясь, поднимается.

Наконец, освобождается он от порабощения грехом, и уже чувствует в себе святую свободу, столь отрадную его изнуренной душе; и продолжает идти по пути исцеления.

И вот, сияющие лучи солнца Милости, высшей Милости, посылают ему свой свет; он идет и наполняется счастьем,блаженством и чувством духовного насыщения, — вместе с тем, что сердце его разбито, душа принижена и удручена. Но даже это чувство, подобающее в его положении, добавляет ему внутреннего духовного наслаждения и подлинной цельности. Идёт он и чувствует, что  приближается к Источнику жизни, к Богу живому, от Которого ещё недавно был он так далёк; его жаждущая душа вспоминает с сердечной радостью свою внутреннюю бедность и унижение, и наполняется чувством благодарности и возвышает голос в песне и восхвалении: “Благослови, душа моя, Господа, и не забывай всех благодеяний Его, того, Кто прощает все твои грехи, исцеляет все твои болезни, избавляет от гибели жизнь твою, окружает тебя милосердием и благостью, насыщает благами уста твои; обновляется, подобно орлу, юность твоя. Бог творит справедливость и правосудие для всех  угнетённых”. 

О! Как угнетена  была душа, пока ноша греха, его мрачной грубости и ужасающей тяжести была возложена на неё! Какой униженной и смятенной была она, даже если внешние богатство и почёт выпали на её долю! Какая польза от всей роскоши, если внутреннее содержание, содержание жизни, истощено  и сухо? И как счастлива она теперь, когда чувствует, что уже прощён её грех, что близость Бога живёт и светит внутри неё, что облегчена её внутренняя ноша, что долг ее уплачен, и больше не угнетают её внутреннее стеснение и растерзанность; полна она покоя и благочестивого умиротворения: “Вернись, душа моя, к покою твоему, ибо Господь воздал тебе”. 

 

И есть ещё другое переживание тшувы, общее,  не раскрытое. Грех, или грехи прошлого не приходят на память, но в целом человек ощущает, что он весьма удручен. Чувствует он, что  полон искажения, что свет Бога не светит ему, нет в нём отзывчивости, сердце его запечатано, его качества и свойства его души не следуют дорогой прямой и желанной, способной обеспечить достойную жизнь чистой  душе, интеллектуальное развитие его грубо, к чувствам примешано уныние и безнадёжные стремления, пробуждающие в нём отвращение к самому себе. Стыдится он самого себя, знает он, что нет Бога внутри его существа, — и это его наибольшее горе, самый страшный грех! Он возмущён самим собой, не может найти способа выбраться из этой западни, ведь нет у неё конкретного содержания, но все существо его изнемогает, как под пыткой. Из этого состояния душевной горечи приходит тшува, как повязка с лекарством от опытного врача. Чувство  тшувы и скрытое знание о ней, готовность её в глубине души, в тайниках естества, во всех “внутренних помещениях” Торы, веры и традиции, — со всей силой приходит и разливается в его душе. Мощная уверенность в исцелении, в общем возвращении к жизни, которое тшува дарует каждому, кто прилепился к ней, проводит над ним дух приязни и утешения. “Как мать утешит человека, так Я утешу вас”. Чувствует он, что каждый день проходит для него в согласии с этой высшей и общей тшувой. Его самоощущение становится более уверенным, более просветлённым, более освещённым светом разума, и более осознанным в соответствии с основами Торы. И вот он идёт и сияет, мрачное выражение ушло с его лица, свет умиротворения пришел и озарил (его); и он наполняется мощью, глаза его наполняются святым огнём. Сердце его купается  в источнике утончённого наслаждения, святость и чистота простирают над ним свой покров. Любовь беспредельная наполняет его дух, душа его жаждет Бога, и сама эта жажда насыщает его, как жиром и туком, дух пророчества поигрывает перед ним, как колокольчик, оповещая, что стёрты его прегрешения, известные и неизвестные, что создан он заново новым творением, что весь мир и все миры обновлены вместе с ним, и всё произносит песню, всё полно Божественной радостью. “Велика тшува, что приводит исцеление в мир; и даже если один сделал тшуву, прощают ему и всему миру”.

פרק ג 

תְּשׁוּבָה פְּרָטִית מְפֹרֶשֶׁת וּתְשׁוּבָה סְתָמִית כְּלָלִית

יֵשׁ תְּשׁוּבָה מְכֻוֶּנֶת נֶגֶד חֵטְא מְיֻחָד אוֹ חֲטָאִים רַבִּים. וְהָאָדָם שָׂם חֶטְאוֹ נֹכַח פָּנָיו, וּמִתְחָרֵט עָלָיו וּמִצְטַעֵר עַל אֲשֶׁר נוֹקַשׁ בְּפַח הַחֵטְא, וְנַפְשׁוֹ מְטַפֶּסֶת וְעוֹלָה. עַד שֶׁהוּא מִשְׁתַּחְרֵר מֵהָעַבְדוּת הַחֶטְאִית, וּמַרְגִּישׁ בְּקִרְבּוֹ אֶת הַחֵרוּת הַקְּדוֹשָׁה, הַנְּעִימָה מְאֹד לְנַפְשׁוֹ הַנַהֲלָאָה, וְהוּא הוֹלֵךְ וּמִתְרַפֵּא. 

וְזָהֳרֵי אוֹרָהּ שֶׁל שֶׁמֶשׁ הַחֶסֶד, חֶסֶד עֶלְיוֹן, שׁוֹלְחִים אֵלָיו אֶת קַוֵּיהֶם, וְהוּא הוֹלֵךְ וּמִתְאַשֵּׁר, הוֹלֵךְ וּמִתְמַלֵּא עֹנֶג וְדֶשֶׁן פְּנִימִי, יַחַד עִם לֵב נִשְׁבָּר וְנֶפֶשׁ שַׁחָה מְדֻכָּאָה, שֶׁהוּא מַרְגִּישׁ בְּקִרְבּוֹ, שֶׁגַּם רֶגֶשׁ זֶה עַצְמוֹ, הַנָּאֶה לוֹ לְפִי מַצָּבוֹ, מוֹסִיף לוֹ עֹנֶג רוּחָנִי פְּנִימִי וּשְׁלֵמוּת אֲמִתִּית. הוֹלֵךְ הוּא וּמַרְגִּישׁ שֶׁהוּא מִתְקָרֵב לִמְקוֹר הַחַיִּים, לְאֵל חַי אֲשֶׁר זֶה לֹא כְּבָר הָיָה כָּל כָּךְ רָחוֹק מִמֶּנּוּ, נַפְשׁוֹ הַכְּמֵהָה זוֹכֶרֶת בִּשְׂשׂוֹן לֵב אֶת עָנְיָהּ וּמְרוּדָהּ הַפְּנִימִיִּים, וְהִיא מִתְמַלֵּאת רִגְשֵׁי תּוֹדָה, בְּהַלֵּל וָזֶמֶר הִיא נוֹשֵׂאת קוֹל: «בָּרְכִי נַפְשִׁי אֶת ד’, וְאַל תִּשְׁכְּחִי כָּל גְּמוּלָיו, הַסֹּלֵחַ לְכָל עֲוֹנֵכִי הָרֹפֵא לְכָל תַּחֲלוּאָיְכִי, הַגּוֹאֵל מִשַּׁחַת חַיָּיְכִי, הַמְעַטְּרֵכִי חֶסֶד וְרַחֲמִים, הַמַּשְׂבִּיעַ בַּטּוֹב עֶדְיֵךְ, תִּתְחַדֵּשׁ כַּנֶּשֶׁר נְעוּרָיְכִי, עֹשֵׂה צְדָקוֹת ד’ וּמִשְׁפָּטִים לְכָל עֲשׁוּקִים». 

הוֹי! כַּמָּה עֲשׁוּקָה הָיְתָה הַנֶּפֶשׁ, בְּעוֹד מַשָּׂא הַחֵטְא, קַדְרוּתוֹ, גַּסּוּתוֹ וְסִבְלוֹ הָאָיֹם, מֻנָּח עָלֶיהָ! כַּמָּה הָיְתָה יְרוּדָה וּסְחוּפָה, גַּם אִם עֹשֶׁר וְכָבוֹד חִיצוֹנִי נָפַל לָהּ לְחֶבֶל! מַה יּוֹעִיל כָּל הוֹן, אִם הַתּוֹךְ הַפְּנִימִי, תּוֹךְ הַחַיִּים, הוּא מְדֻלְדָּל וְיָבֵשׁ? וּמַה מְּאֻשָּׁרָה הִיא כָּעֵת בְּהַרְגִּישָׁהּ בְּקִרְבָּהּ, כִּי כְּבָר נִרְצָה עֲווֹנָהּ, כִּי קִרְבַת אֱלֹהִים חַיָּה וּמְאִירָה בְּקִרְבָּהּ, כִּי הוּקַל מַשָּׂאָה הַפְּנִימִי, כִּי הִיא כְּבָר שִׁלְּמָה נִשְׁיָהּ, וְאֵינָהּ עוֹד מְעֻשָּׁקָה בְּעֹשֶׁק וְטֵרוּף פְּנִימִי, מְלֵאָה הִיא מְנוּחָה וְשַׁלְוָה כְּשֵׁרָה: «שׁוּבִי נַפְשִׁי לִמְנוּחָיְכִי כִּי ד’ גָּמַל עָלָיְכִי»

וְיֶשְׁנָהּ עוֹד הַרְגָּשַׁת תְּשׁוּבָה, סְתָמִית כְּלָלִית. אֵין חֵטְא אוֹ חֲטָאִים שֶׁל עָבָר עוֹלִים עַל לִבּוֹ, אֲבָל בִּכְלָל הוּא מַרְגִּישׁ בְּקִרְבּוֹ שֶׁהוּא מְדֻכָּא מְאֹד, שֶׁהוּא מָלֵא עָווֹן, שֶׁאֵין אוֹר ד’  מֵאִיר עָלָיו, אֵין רוּחַ נְדִיבָה בְּקִרְבּוֹ, לִבּוֹ אָטוּם, מִדּוֹתָיו וּתְכוּנוֹת נַפְשׁוֹ אֵינָן הוֹלְכוֹת בַּדֶּרֶךְ הַיְשָׁרָה וְהָרְצוּיָה, הָרְאוּיָה לְמַלְּאוֹת חַיִּים הֲגוּנִים לְנֶפֶשׁ טְהוֹרָה, הַשְׂכָּלָתוֹ הִיא גַּסָּה, רִגְשׁוֹתָיו מְעֻרְבָּבִים בְּקַדְרוּת וְצִמָּאוֹן שֶׁמְּעוֹרֵר לוֹ גִּעוּל רוּחָנִי, מִתְבַּיֵּשׁ הוּא מֵעַצְמוֹ, יוֹדֵעַ הוּא כִּי אֵין אֱלוֹהַּ בְּקִרְבּוֹ, וְזֹאת הִיא לוֹ הַצָּרָה הַיּוֹתֵר גְּדוֹלָה, הַחֵטְא הַיּוֹתֵר אָיֹם, מִתְמַרְמֵר הוּא עַל עַצְמוֹ, אֵינוֹ מוֹצֵא מָנוֹס מִפַּח מוֹקְשִׁים שֶׁלּוֹ, שֶׁאֵין לוֹ תֶֹּכן מְיֻחָד, רַק הוּא כֻּלּוֹ כְּמוֹ נָתוּן בַּסַּד.

מִתּוֹךְ מְרִירוּת נַפְשִׁית זוֹ בָּאָה הַתְּשׁוּבָה כִּרְטִיָּה שֶׁל רוֹפֵא אֻמָּן. הַרְגָּשַׁת הַתְּשׁוּבָה וְעֹמֶק יְדִיעָתָהּ, סְמִיכוּתָהּ הַגְּדוֹלָה בְּעֹמֶק הַנֶּפֶשׁ, בְּסֵתֶר הַטֶּבַע, וּבְכָל חַדְרֵי הַתּוֹרָה, הָאֱמוּנָה וְהַמָּסֹרֶת, בְּכָל כֹּחָהּ הִיא בָּאָה וְזוֹרֶמֶת בְּתוֹךְ נַפְשׁוֹ. בִּטְחוֹן עֹז בָּרְפוּאָה. בַּתְּחִיָּה הַכּוֹלֶלֶת, שֶׁהַתְּשׁוּבָה מוֹשִׁיטָה לְכָל הַדְּבֵקים

 בָּהּ, מַעֲבִיר עָלָיו רוּחַ חֵן וְתַחֲנוּנִים, «כְּאִישׁ אֲשֶׁר אִמּוֹ תְּנַחֲמֶנּוּ כֵּן אָנֹכִי אֲנַחֶמְכֶם»

מַרְגִּישׁ הוּא, וּבְכָל יוֹם וְיוֹם שֶׁעוֹבֵר עָלָיו, בְּהַסְכָּמַת תְּשׁוּבָה עִילָּאָה וּכְלָלִית זוֹ. הַרְגָּשָׁתוֹ נַעֲשֵׂית יוֹתֵר בְּטוּחָה, יוֹתֵר מְחֻוֶּרֶת, יוֹתֵר מוּאָרָה בְּאוֹר הַשֵּׂכֶל, וְיוֹתֵר מִתְבָּאֶרֶת עַל פִּי יְסוֹדֵי תּוֹרָה. וְהִנֵּה הוּא הוֹלֵךְ וְנוֹהֵר, פְּנֵי הַזַּעַם חָלְפוּ, אוֹר רָצוֹן בָּא וְזוֹרֵחַ, הוּא מִתְמַלֵּא עֹז, עֵינָיו מִתְמַלְּאוֹת אֵשׁ קֹדֶשׁ. לְבָבוֹ כֻּלּוֹ נִטְבָּל בְּנַחֲלֵי עֲדָנִים, קְדֻשָּׁה וְטָהֳרָה חוֹפְפוֹת עָלָיו. אַהֲבָה אֵין קֵץ מָלֵא כָּל רוּחוֹ, נַפְשׁוֹ צְמֵאָה לַד’, וּכְמוֹ חֵלֶב וָדֶשֶׁן תִּשְׂבַּע מִצִּמְאוֹנָהּ זֶה גּוּפָא, רוּחַ הַקֹּדֶשׁ מְקַשְׁקֶשֶׁת לְפָנָיו כְּזוֹג וְהוּא מְבֻשָּׂר שֶׁנִּמְחוּ כָּל פְּשָׁעָיו, הַיְדוּעִים וְשֶׁאֵינָם יְדוּעִים, שֶׁהוּא נִבְרָא מֵחָדָשׁ בְּרִיָּה חֲדָשָׁה, שֶׁכָּל הָעוֹלָם כֻּלּוֹ וְכָל הָעוֹלָמִים הִתְחַדְּשׁוּ עִמּוֹ, וְהַכֹּל אוֹמֵר שִׁירָה, חֶדְוַת ד’ מָלֵא כֹּל. «גְּדוֹלָה תְּשׁוּבָה שֶׁמְּבִיאָה רְפוּאָה לָעוֹלָם, וַאֲפִילּוּ יָחִיד שֶׁעָשָׂה תְּשׁוּבָה מוֹחֲלִין לוֹ וְלָעוֹלָם כֻּלּוֹ».